Ю. Лейдерман. Об акции «М»

«М» была первая акция "Коллективных действий", на которой я присутствовал, но по письменным и устным рассказам участников предыдущих акций, мне была приблизительно известна гамма чувств, которую я должен был испытать. Так я знал, что в начале у меня должно появиться состояние комфортного ожидания типа "вот идем все вместе, дружно, хорошо, интересно, что же покажут? Что же будет? Ой, как интересно!". И в точности это состояние я испытал. Причем без всякого накручивания и культивирования его с моей стороны, поскольку оно было очень сильным, самому так настроиться невозможно. Когда прошли через рощицу и вышли к полю, у меня действительно сильно забилось сердце, состояние такое, будто попал на труднодоступный американский фильм, сижу в зале, и сеанс только начался, идут титры, но только это состояние еще сильнее. А тут еще ряд интригующе-занимательных моментов: вдали что-то фиолетовое, случайная реплика Андрея: "Никита, иди скорее, а то они на столике все разворотят" (через поле посторонние люди проходили), номерки раздают. Действительно, очень приятно и интересно.

Потом все начали идти по очереди. Тут у меня важный психологический момент возник. Я думал, действительно ли я испытаю то самое, НЕЧТО, удар по сознанию, или все, что произойдет, будет воспринято мною чисто интеллектуально. Мне хотелось первого и я как бы спорил с кем-то, говоря: "Ну зачем эти шутки, ирония, ты будь смиренен и все будет как надо. Т.е. хочешь удар по сознанию - подставь под него голову, а не брыкайся и не смейся". Наивно, но ждал именно удара, как, скажем, в "Появлении" или "Остановке".

В общем, настала в конце концов моя очередь. Очень наламывало то, что надо идти вдвоем, именно тогда, на поле наламывало, мне казалось, будто вместо сатори экскурсия какая-то получится. Идти мне выпало с женщиной, которую не знал, и, т.к. очень боялся и досадовал, что она мне все просветление испортит, начал испытывать к ней неприязнь. Помню, она была в туфлях на босу ногу и я расценил это как снобизм, просто потому, что моя неприязнь искала за что бы зацепиться. Когда мы пошли, я испугался, что это чувство неприязни мне тоже может помешать и чтоб сбить его, обменялся со спутницей несколькими незначащими дружелюбными репликами. Но пройдя немного, мы замолчали. У меня опять радостное волнение началось. Идти все же хорошо было. Дорога приятная, солнце светит, помню еще, что дошли мы быстрее, чем я ожидал.

Когда подошли к столику, я остро почувствовал неуместность присутствия еще одного человека. Передавание бинокля из рук в руки, совещание о том, кто будет дуть в свисток, обмен сведениями о том, кто что успел заметить в бинокль - это создавало суету, идущую вразрез с полем, фиолетовым столиком и прочей ýзотерикой. С другой стороны, мне повезло, так как магнитофон сработал именно в тот момент, когда я поднес бинокль к глазам. Я даже подумал, что это так и должно быть и еще недоумевал потом, как это технически сделано. Правда, бинокль я навел только на Монастырского и по близорукости конкретно шара не разглядел. Просто увидел что-то серебряное на груди (наверное, все, еще ожидая у кромки поля, замечали, что Монастырский и Панитков время от времени распахивают одежду и показывают что-то на груди, я же тогда не обращал на это внимания, думал, что они просто смотрят на уходящих).

По всем моим подсчетам в этот момент я и должен был испытать удар, резкое перемещение акцентов восприятия. Этого, конечно, не было. Я расстроился и дальнейший путь проделал совсем в другом настроении. Даже колоритное появление Сережи Летова с горном под березой меня не очень развлекло. Правда, когда я увидел большие шар и крылья, то что-то такое почувствовал, но довольно слабое. Тем более, что перед этим гудящим шаром сидели те, кто уже прошел, и спокойно смотрели на появляющихся. "Музыку на краю" я вообще не воспринял как конструктивный элемент. Вскоре появились остальные, включая организаторов, мы сфотографировались и разошлись.

На обратном пути я успокаивал себя мыслями о том, что я, дескать, требовал от происшедшего невозможного, и все это надо рассматривать лишь в структурном и эстетическом ключе. Но скомпенсировать свое разочарование я так и не смог. Даже кажется странным, что я был так серьезно и жестко, именно жестко настроен. Сыграло, что это была первая живая акция "КД" для меня.

Теперь о том, что было дальше. Когда я приехал в Москву, то почувствовал усталость, явно несообразную с затраченными мною физическими усилиями. Этот момент отмечали и другие участники акции. В Москве я прошел к себе в общежитие, зашел в комнату к знакомым и попросил поставить чай. Пока они занимались, я заснул, сидя на кровати, минут на десять. Не могу описать конкретно свой сон. Там были как-то трансформированы этапы акции, и эта независящая от меня и чуждая (как показалось во сне) структура накладывалась на мое "наличное бытие", рождая фантасмагории со щелкающими дверями метро, подземными вихрями и т.п.

Т.е. это была как бы моя ежедневная поездка в метро в институт, но в жутковато-астральном виде. Сон был не страшным, скорее - пугающим. После этого "видения" мой взгляд на происшедшее начал меняться. Я понял, что в то время, как я был настроен, используя терминологию Хайдеггера, на "феномен", мне показали "явление". В следующие несколько дней все это продолжало оставаться у меня внутри, в подсознании, наверное, и, совершая свои поездки на метро, я глядел на них как-то более "мистично". Я как бы выбрался на свежий воздух, может быть менее высокого, но более занимательного и приятного дискурсивного восприятия. И в этом плане «М» мне кажется очень удачной работой. В чем-то это возвращение на новом материале к таким ранним, "перформансным" работам как "Комедия" и "Третий вариант". Нравится насыщенность акции различными медиа- музыки и звуки, живые и с нескольких магнитофонов, визуальные образы, бинокль, свистки, традиционный для "КД" путь, раздача документации. Причем эта раздача представляется мне актом какого-то профессионального благородства даже. Эти схемы не ставят все для тебя с головы на ноги после того, как маршрут уже пройден, скорее они показывают путь мысли организаторов, их конструкцию, которая в таком контексте представляется тоже как дискурсивный элемент. Это во-первых, а во-вторых, мне почему-то кажется, что эти схемы призâаны освежать воспоминания участника, если он испытает в этом потребность по прошествии некоторого времени после этой сравнительно сложной акции. Хотя, может, я рассуждаю наивно.

Теперь я расцениваю «М» как очень интересную экскурсию. То, что я ждал сначала, оказалось не невозможным, а ненужным. И в самой смене позиций заключается для меня главный итог акции. От наивных, жестких установок я вынужден был перейти к простому смотрению, воспоминанию, толкованию, мое сознание стало чуть более динамичным, чему я рад. А женщину, с которой мы шли вместе, я недавно встретил, только она чем-то огорчена была и меня не узнала.

 

Май 1984 г.