Анна Альчук. Рассказ об акции «Рыбак».

Кажется, это случилось в середине марта. Был солнечный день, когда мы с Мишей Рыклиным встретились с участниками перформанса на станции метро «Алексеевская». Вместе с Пашей Пепперштейном, Машей Чуйковой Юра Семёнов довёз нас на своей машине до места назначения. Впервые мы добирались до места акции столь комфортабельно. Думаю, что это отложило отпечаток на всё её восприятие. Мы остановились перед полем у каких-то дач, чтобы подождать других. Наконец все собрались и, кажется, Лена Елагина дала команду двигаться вперёд по полю. В отличие от предыдущего раза, когда пришлось долго брести по снегу, проваливаясь чуть ли не по колено, особых усилий не потребовалось, чтобы по утоптанному снегу дойти до некой смотровой площадки рядом со столбом электропередачи. Подходя к ней, я увидела удаляющихся в сторону леса в разные стороны Андрея Монастырского и Колю Паниткова. Народ подтягивался, слышались дежурные добродушные шутки, что вот опять КД всех решили надуть…. Но тут в снегу со стороны снежного поля началось какое-то движение. Присмотревшись, я увидела скольжение бесцветных нитей в двух противоположных направлениях. Вскоре с двух сторон леса по направлению к зрителям двинулось два плохоразличимых объекта. Они двигались довольно медленно, как бы спотыкаясь. Это вызывало лёгкое раздражение -- включился механизм нетерпеливого ожидания. Через какое-то время стали различимы красные и синие детские саночки, ползущие в противоположных направлениях. Ехавшие справо налево, проскользнули мимо зрителей в полной тишине и, уже теряя их из виду, мы услышали реплику Андрея, сказанную как-то невнятно, ворчливым голосом. Саночки, двигавшиеся в противоположном направлении, оказались довольно далеко, так что голос, слышавшийся из них, был еле различим. Ещё через некоторое время показались Монастырский, Панитков, Макаревич и Ромашко на лыжах. В руках Сергея развевалась на ветру и блестела на солнце тонкая лента. Когда всем зрителям предложили отрезать её кусочек, стало видно, что это коричневая лента из магнитофонных кассет. Впридачу к ней мы получили маленькую фотографию статуэтки китайского рыбака, после чего я обратила внимание на группу, рассматривавшую нечто в бинокль. Мне сказали, что там, вдали, в центре белого поля стоит та самая китайская статуэтка. Как я потом ни пыталась рассмотреть её в бинокль, всё было напрасно - ничего, кроме белого снега с редкими кустиками и сучками, не было видно. Все пошли обратно, и тут я увидела, что снег на поле лежит в виде мелкой водной ряби, застывших белых волнистых линий. В эту картину прекрасно вписывался и гипотетический рыбак, и прозрачные лески, тянувшие звуковой «улов» на детских саночках, и развевающаяся блестящая лента, зримые отрезки которой, как выяснилось впоследствии, вобрали в себя время молчания и произнесённой речи. Последнее выяснилось потом, когда Андрей объяснил мне некоторые детали перформанса. Его диалог с Панитковым, синхронизированный Загнием, был предъявлен зрителям в виде разрезанной магнитофонной ленты, на которой была сделана запись. Но какова бы ни была идея и замысел авторов, для меня остаётся важным тот эйфорический момент, когда белый снег, превратившийся в застывшую морскую гладь, слился в моём сознании с невидимой фигуркой рыбака и с развевающейся в руках Ромашко лентой. «О, хитроумные «ловцы человеков» - подумала я о членах КД. Мы опять поверили им и пошли по водной-снежной глади к непонятной цели, чтобы получить этот странный опыт слияния христианского и синтоистского мифов, времени и пространства, звука и света, метафоры и реальности…

 

6 июня 2000