А.Монастырский. МОНОГРАММЫ

Манипуляции с ломавшейся палкой напомнили мне "и-цзиновские" акции КД "Такси" и "Ворот". Там сюжет строился на разрывах одна за другой сплошных линий в гексаграммах, при этом образовывался, соответственно, ряд промежуточных гексаграмм, в которых, помимо общего, каждая из линий обладает своим собственным толкованием. Здесь же, в "Деревнях", была сломана, причем многократно, как бы одна-единственная черта – уже не "гекса –" или "три–" грамма, но "монограмма". То есть, здесь можно предполагать выход к самому глубинному, эйдетическому, что ли, уровню: у этой черты, у этой "монограммы" нет порядкового номера, она не принадлежит конкретно никакой из гексаграмм, и у нее нет даже собственного "инь/ян" качества – мы не можем сказать, является ли она "сплошной", "разорванной" или "дважды разорванной". Соответственно, у нее нет никаких значений и толкований. Никакого там "благоприятна стойкость" или "хулы не будет". Эта просто черта, из которой состоят гексаграммы (прошлые гексаграммы "КД"), черта как таковая, разорванная неважно-сколько-раз.

При этом слово "монограмма" (как "одна черта") слипается для меня отчасти с теми бирками с названиями деревень, которые были укреплены на самой палке, на этой "черте". Их тоже можно считать "монограммами" – подобно металлическим биркам с инициалами владельцев или изготовителей, которые крепят на тростях, портфелях, оружии и т.п. Однако здесь это не монограммы авторства, но, скорее, монограммы пространства, дальнего и невнятного (народного? деревенского?) гула, столь долго окружавшего все эти поля "КД". При названиях деревень на бирках было также указано количество жителей –    почти всюду весьма незначительное, а кое-где жители уже вообще отсутствовали. Здесь наши две "монограмматичности" – в означивании сюжета и означивании принадлежности – очевидно сходятся вместе: на горизонте опустошения, у его всегдашней "последней черты".