Н. Алексеев. Об акции КД «Чемодан»

Я старался не торопиться писать про желтый чемодан на фиолетовой веревке в Лосином острове. По очень для меня важной причине: то, что делают КД, а вернее Андрей Монастырский, не требует, к счастью, быстрой реакции. Вернее, когда оказываешься участником устроенного или зрителем (большой разницы нет, и для меня сейчас это принципиально), в сознании что-то пробегает. Но потом можно вспоминать годами, обдумывать бывшее, строить те или иные интерпретации. Я бы мог сейчас с тем же успехом разъяснять себе "Появление", и это оказалось бы не менее и не более точным и истинным, либо полностью не верным и высосанным из пальца, чем мои рассуждения о желтом чемодане на фиолетовой веревке.

По моему мнению, это качество и есть главное в акциях КД. Тем не менее, за тридцать лет изменилось очень много. Прежде всего – отношение к своему телу и его положению во времени и в пространстве. Мы постарели, и это естественно. Нам уже неудобно делать то, что было легко тогда. Но есть и не совсем зависящие от нас обстоятельства, возможно, тоже естественные, однако не предполагавшиеся.

Тогда нормально было ехать куда-то на электричке, мерзнуть, потом идти по колено в снегу. Сейчас – не хочется. Есть другие способы, и я, не имея машины и не желая уметь ее водить, уже привык не преодолевать пространство, когда предоставляется возможность, не идти пешком. А зачем идти по пояс в снегу?

Далее – когда-то было трудно представить, что у каждого будет пристойный фотоаппарат, а про мобильные телефоны мы, естественно, не думали.

Все стало совсем по-другому. Чтобы оказаться на акции КД мне надо было всего-навсего доехать до места сбора, до дома, где живет Андрей, а это не так уж далеко от меня. Тем не менее, на общественном транспорте я не поехал – поймал машину. Берег чувства, наверно. Когда все собрались, Вера Митурич меня пригласила отправиться с ней в маленькой азиатской машинке. По дороге в Лосиный Остров мы заблудились – и что? Звонок по телефону, через три минуты были на месте.

Справа – фабричные здания, облепленные попугайными плакатами, кажется, что-то насчет детской одежды и игрушек. Дорога с раскисшим снегом, за ней – вход в лесопарк, щит с предупреждением о запрете на костры и замусоривание природы, дальше – широкий белый луг, на нем пожилая женщина выгуливала большого пса. Не помню, не то ротвейлера, не то мастино. Внимание к названиям и маркам – тоже признак изменений.

Между снегом и фабрикой – черная узенькая речка, с воды поднимался пар. Думаю, это не Яуза, а какой-то ее приток. На месте сбора у обочины стоял новенький и очень дорогой черный "Пежо 607", в нем человек в галстуке разговаривал по телефону. Я удивился: неужели кто-то из приглашенных ездит на такой машине и так выглядит? Оказалось, он к нам не имеет отношения. Видимо, отъехал подальше, чтобы спокойно поговорить о серьезном.

Мы пошли налево, поднялись на высокий косогор над речкой, заросший по гребню ольхой и осинами. Какое-то время топтались там, а от топтания снег стал скользким, и все начали принимать странные позы: кто-то лихо скатывался на растопыренных ногах вниз, потом карабкался наверх, кто-то каблуками делал себе приступочки в снегу, я уцепился за ветку и стал ждать, что будет дальше.

Пока я ждал, почти все достали цифровые фотоаппараты и стали снимать вокруг. Хорошо, ни у кого не свербел мобильник. Наверно, было ясно, что телефоны надо выключить. Во всяком случае, я так поступил. Но что касается фотографирования – когда-то на акциях обычно был только один фотограф, и я считаю, что это правильно. Теперь на кнопку жали все, а это, естественно, полностью меняет восприятие. Глупо смотреть в спичечный коробок дисплея, когда есть возможность не пользоваться протезирующей оптикой. К сожалению, я тоже поддался этой мании, а зачем делал снимки – не знаю. Я их не напечатал. Скорее всего, не буду.

Игорь Макаревич распаковал большой полиэтиленовый пакет, там оказался старый чемодан, выкрашенный истошным желтым кадмием, с проделанными в нем гвоздем дырочками, расположенными концентрическими кругами, как на старинных звуковых динамиках. Коля Панитков к нему привязал фиолетовую веревку. Андрей смотрел на происходящее и давал какие-то указания. Ребята "из молодых" (уже постарше, чем мы были в 76), натянув на ноги полиэтиленовые пакеты, полезли вниз по очень крутому склону, спускавшемуся к речке, цеплялись за деревья, протаскивали вниз чемодан. Вскарабкались, запыхавшись, наверх, а Панитков и Монастырский привязали к другому концу веревки какую-то картонку с непонятными надписями и повесили ее на ветку. Потом выяснилось, что на картонке было что-то имевшее отношение к астрономии. Астрономия, это известно, юношеское увлечение Андрея.

Наверно, можно было бы попытаться понять, что именно, но, мне кажется, это в общем-то не важно. Во всяком случае, для меня.

Затем мы спустились с косогора и гуськом пошли по глубокому снегу вдоль берега речки. Я шел в конце гуська, и те, кто шли впереди, уже протоптали глубокую, выше колен, и узкую тропинку. Слева, за речкой, по дороге с влажным шумом катились машины, справа поднимался холм, заросший кустами и деревьями. Пейзаж был очень красивый – эти голые черные деревья на рыхлом, свежевыпавшем снегу, очень графичный и одновременно туманный, японский.

Когда мы спускались с косогора, произошел забавный случай – из леса вдруг выехали три конных милиционера и с удивлением посмотрели на довольно большую группу людей, явно не похожих на обычных отдыхающих, прогуливающихся по парку. Все – с фотоаппаратами, явно чем-то заняты, а что делают – непонятно. Милиционеры ловко въехали на то место, где мы незадолго до того стояли. Антонио, шедший впереди меня, обернулся и сказал: "ну, всадники Апокалипсиса…".

А мы тем временем углубились в кусты и увидели чемодан, застрявший метрах в трех выше нас. Из него негромко доносилась фонограмма – уличный шум, тавтологический по отношению к такому же шуму, доносившемуся из-за речки. Минут десять мы стояли на вытоптанной в снегу тропинке, смотрели, слушали, пошли обратно.

Расселись по машинам, почему-то было велено ехать на проспект Мира, к дому Паниткова, в какой-то ресторан типа "Елок-Палок". По дороге мне пришло в голову, что милиционеры вообще-то могли бы заинтересоваться странным чемоданом из которого доносится шум: незадолго до того произошел идиотский скандал со "шпионским камнем", якобы заложенным английскими дипломатами в одном из московских парков.

В милиционерах, да и в самом желтом чемодане, чувствовался абсурд. Но особенно абсурдной была поездка в ресторан, я так и не понял, почему она была затеяна. Все себе взяли какую-то еду, начали есть, и тут у меня зазвонил телефон. Брат сказал, что умер его отец, мой отчим, с которым я был очень близок. Он давно был совсем плох, но полностью не подготовишься.

Я, не прощаясь, ушел и поехал к маме. Она, как часто бывает, была в тот момент бодра, а брат – совершенно остолбенелый. Увидел мертвое тело, потом начались всякие заботы. В общем, сперва желтый чемодан на фиолетовой веревке, потом – смерть близкого человека, так что день у меня оказался по меньшей мере странный.

За прошедшие несколько месяцев я часто вспоминал это мероприятие в Лосином острове. Спросил Андрея, почему чемодан – желтый, а веревка – фиолетовая? Он ответил, что и сам не знает. Просто – красивые цвета. Конечно, можно вспомнить, что желтый и фиолетовый, по законам цветоведения, это дополнительные, то есть противоположные цвета спектра, однако это, похоже, ничего не объясняет и не должно объяснять. Куда важнее, что на фоне черно-белого пейзажа с серым низким небом большой желтый чемодан и тонкая фиолетовая линия веревки выглядели очень красиво и странно. Насчет черной дымящейся речки – мне в голову как-то вдруг пришла аналогия со Стиксом, тут и три всадника пригодились. И смерть отчима именно в тот день тоже в таком случае может оказаться не случайной. Но это, конечно, просто забавная интерпретация, к делу отношения не имеющая.

Для меня все же главным была бело-серо-черная дымчатость происходящего, ну и чувство подвешенности во времени. Со времен "Появления" прошло тридцать лет, все изменилось, а мы вдруг занимаемся по сути тем же самым?

Вот это ощущение зависания в зыбкой картинке и остается наиболее возможным для меня способом описания этой акции "КД". И это уже не имеет отношения ни ко времени, ни к биографическим факторам.

​

Стикс – Нил?

Японщина – бессмыслица.