324

Была бабка, Шура Малышева. Умер у неё дедка. Вот, значит, она говорит:

—Я выключила свет. Зааминила все окна, все дырочки. И вот
одну дырочку я оставила, вот под полом. Ну, в подпол дырочка —
от печки идёт маленькая дырочка. И от я легла ночью спать. Уже
задремала, слышу: ко мне на кровать кто-то ложитца и обнимает
меня холодной-холодной рукой!

От я так напугалась, соскочила и толкаю его. А он меня всё при­жимает и прижимает к себе, этот вот, ну, дедка-то. Вот сегодня схо­ронили, а вечером уж он, ночью пришёл. От я ему и говорю:

—Ты чего, говорю, пришёл?

Села так, к стенке прижалась и начала там разным матом его ругать. А он всё равно стоит! Вот я ему и говорю:

— Уходи, уходи, ты мне не нада! И не приходи больше! Он все равно стоит! Я начала зааминивать:

— Аминь, аминь, аминь!

А он вот так стоит на меня смотрит:

— Уо-о-о! Аминь-аминь-аминь! — говорит.

Ну, язык высунут далеко так, длинный такой язык, тоже сде­лан от так:

— Аминь-аминь-аминь!

Пошёл, пошёл к печке, к дырочки, с которой пришёл. И стал он туда уходить. Полез-полез-полез... Я смотрю: забрался уже до поло­вины; до колена уже; потом ботинки одни осталися — ну, вот в ды­рочку-то вот в эту. Потом и ботинки эти пропали. Тьфу!

Я сижу, думаю: ну что, ложитца спать или не ложитца? Подбе­жала к этой дырочки опять, смотрю, что он туда залез-та.

Она её зааминила.

А потом только опять заснула, опять — ж-ж-ж-ж!!! С таким, го­ворит, воем прилетел опять кто-то ко мне! Я опять соскочила, сижу!

Опять этот дедка к ней пришёл! И вот опять начал...

—А я, — говорит, — и говорю: «Деда, да откуда ты, мол, при­
ходишь-то? Я все зааминила — и окна, и двери!»

А он и говорит:

—Не-е-ет! Ты вот одну маленькую дырочку в окошке не заами-­
нила. Я вот в нее и пришёл!

Она опять начала зааминивать... Ну, его убрала она. Он вышел на улицу.

Слышу по снегу так — хруп-хруп-хруп — хрустит, ходит. Это, значит, потом я к окошку подбежала. Посмотрю: он к кладбищу так и пошёл, и пошёл, и пошёл...

Потом... Ножик, кажется, торкают в стенку, чтоб не ходил-то. Покойник умирает, говорят, что он ходит иногда вот, приходит. Может задавить там или задушить.

Вот она потом все каждую ночь зааминивала и ножик в дверь торнула там где-то в этот паз.

— И, — говорит, — больше ко мне он ходить не стал!

​

364

В старину много было чародейства, и онна женщина превраща­лась в колясо.
И она много делала худого: погибал скот, погибали люди.

Когда она каталась, люди поняли, что нужно в ето колясо про­деть вярёвку.
И сделать плохо. Поймали ето колясо и продели вя­рёвку.

А когда она стала человеком, то было продет в рот вярёвка. И ей очень мяшало. Люди ей отомстили. И поэтому она осталась челове­ком с вярёвкой.

​

381

У нас в дяревне жил дед. Яго звали Гришей. И пошёл он в гости. Где-то в Зуях, в Зуях оны сошлися. Да. И другой колдун пришёл. И вот оны давай споритца.
И вот наш дед и говорит:

— А ты хочешь, сейчас портки сденешь и в углу насерешь?

Вот, и етот мужик через несколько минут портки сдел, пошёл в угол и давай срать в углу.

Да, вот ето правда, истинная правда! О как люди знали! Только ето колдуны.
Ето колдуны.