32Shot

32. SHOT

One of the action’s organizers (G.Kizewalter) accompanied the group of guests on its way from Moscow to the scene at Kievogorskoe field. The group had to go by train first and then by bus. The field is situated in a 15-minutes-walk distance from the bus stop. After leaving the bus, G.Kizewalter turned on a tape recorder and the viewers’ path from the bus stop to the field was accompanied by a soundtrack consisting of sounds of a whistle (mouthpiece of a end-blown flute) and a hand-made trumpet (manufactured from a stem of a tubular plant) that produced deep, low-pitched sound. The acoustic canvas of the soundtrack reminded of roll-calling of steamship buzzes and whistling of a train. The viewers were taken to the field, to a purple curtain wavering in the wind that divided the audience’s position from the ploughed area of the field where the action was to take place. Between the curtain and the plough land there was a narrow strip covered with low grass on which Kizewalter placed a turned on recorder. The soundtrack on the other side of the cassette consisted of 45-minutes-long recording of electric bells ringing at different intervals. In the end of the soundtrack there was a five-minutes-long recording of loud singing of several birds.

After placing the turned off recorder in front of the audience (behind the curtain), Kizewalter went to the ploughed field and positioned himself next to Letov who was lying in a pit and invisible to the audience, on the audience’s right and 60 meters deep into the forest. Then Monastyrski, who was waiting among the viewers, entered the field and planted 11 plastic tubes vertically (each 1,5 meters high) and 5 red sacks filled with grains and fixed on tops of long poles. One of the sacks was placed in the distant corner of the field. After Monastyrski’s taking position next to Kizewalter and Letov in the pit, Panitkov entered the field and, sticking pieces of flexible cord into the tops of tubes planted by Monastyrski, began bending pieces of cord to form figures of human faces, animals, birds etc. After finishing the last figure by the distant red sack, Panitkov projected a wooden arrow with point made of silver foil, with the help of a bowstring attached to his fingers, and then left the field. The shot served as signal for Monastyrski to start cutting the edges of the sacks (at this point grain started to pour out), and at the same time pulling cords from the tubes, thus destroying figures built by Panitkov and transforming them into whip-like objects, their ends touching the ground. Meanwhile, the sacks, relieved of grain, became red banners with Maltese crosses wavering in the wind.

After finishing this phase of the performance, Monastyrski approached a pit (dug beforehand), invisible to the audience and located on its right the same distance away from it as the pit in which Letov was lying (he had taken the position prior to the audience’s arrival). Thus, both of these pits served as boundary marks on the field where the described action was taking place. Monastyrski blew a whistle and waited for Letov’s response signal which followed 15 seconds later. It is important that the audience was unaware of Letov’s presence, as the response signal was camouflaged by Kizewalter standing next to Letov’s pit: he pretended to blow a oboe, while the real sound was produced by Letov. After the response signal Monastyrski lay down to the pit, thus disappearing from the audience’s sight.

Then Kizewalter collected the flags and tubes with cords, approached the curtain, dismantled it along with the fixing poles and turned on the tape recorder to play back the sound of ringing electric bells.

After turning on the recording, the viewers were offered envelopes with photographs of the action inside (that served as a signal for the action’s ending); at the same time acoustic roll-call began on the field between Letov (various wind instruments) and Monastyrski (mouthpiece of a flute). Therefore, after the visual part of the action came to an end, a musical piece titled "The Acoustic Triangle" was being performed in the empty field. The two apices of this triangle were Letov and Monastyrski, lying in the pits on the audience’s left and right and invisible to it, and the third was the tape recorder (facing the audience on the field’s verge) playing back the recording of ringing electrical bells.

The musical piece ended with a five-minutes-long tape recorder solo playing the singing of the birds.

Moscow region, Savyolovskaya railway line, field near the village of Kyevy Gorky

2nd of June, 1984

N.Panitkov, A.Monastyrski, S.Letov, G.Kizewalter, I.Makarevich, E.Elagina, E.R., N.S.

Viewers:

V.Nekrasov, I.Bakstein, V.Sorokin, I.Nakhova, Yu.Leiderman, L.Skripkina, O.Petrenko, T.Didenko, E.Romanova, N.Stakheeva, A.Zhigalov, N.Abalakova, S.Gundlakh, L.Zvezdochetova + 13-16 others

Рассказ С. Летова об акции "Выстрел". Начну с того, что перед началом акции все участники мало-помалу пришли в нервозное состояние. Приехали на поле за час до сбора публики у Савеловского вокзала, но много времени потеряли на поиски брошенного на поле реквизита (после неудачной попытки проведения акции за три недели до этого) и ожидание отправившегося за лопатой Коли. Мы с Андреем пошли искать следы серебряного шара и крыльев, но ничего не нашли. В половине первого начали судорожно засыпать пшено в мешки, привязывать их к древкам, устанавливать занавес на сильном ветру. Лопаты подходящей не оказалось - копали ямки черт знает чем. Когда мы в первый раз залегли в выкопанные "могилки", оказалось, что нас видно со зрительского места. Наконец, когда до прихода зрителей по моим расчетам оставалось минут 15, я начал остервенело копать то подобием лопаты, то руками и вырыл подобающий окоп, из которого меня не должно было быть видно со смотровой площадки. В этом же состоянии спешки я улегся в свой окоп. Имел он глубину до 50 см. И бруствер со стороны, обращенной к публике. Первое странное ощущение - это неожиданный покой: день был весьма ветреный, а лежа в "могилке" я ветер поначалу совсем не ощущал. Итак, я стал ждать начала акции, вслушиваясь в доносящиеся в мою яму звуки. Лежал я на спине, лицом вверх, головой в сторону предполагающейся публики. Двигаться было практически невозможно. Яму удалось вырыть такую, что все мое тело соприкасалось с ее стенками. Итак, слышал я каких-то птиц, шум деревьев, машин и самолетов и еще один странный звук, напоминающий скрежет какого-то грандиозного заржавленного механизма. Доносился он из того леса, в сторону которого были направлены мои ноги. Слышно было еще как осыпается высыхающая земля с краев "могилки" и бруствера. Перед тем как оказаться в яме я посмеивался над тем, что у Андрея будет повод для спекуляций о мнимой смерти (инициации, пустом действии, пустом времени и т.п.) Однако невольно сам постепенно впал в какое-то особое состояние. Землю я ощущал почти как одно целое с самим собой. Я чувствовал ее всем телом неподвижно, как бы медленно срастаясь с ней. Надо мною двигались облака, в них происходили удивительные метаморфозы. Слышались какие-то близкие или далекие звуки (это было непонятно из-за того, что ÿ был в яме), осыпалась земля: мне все стало одинаково безразлично - я все осознавал, но оно как-то существовало само по себе, так же точно как я с землей. Мыслей почти не было, была какая-то языковая тишина. Я отмечал все в виде ощущений и на каком-то животном доязыковом уровне. Время шло удивительно быстро: глаза я не закрывал, не спал, ни о чем не думал, ничего не хотел и в то же время иногда посматривал на часы, с удивлением обнаруживал, что прошло то 15 минут, то 20 минут... Я стал безразличным свидетелем, абсолютно пассивным (свидетелем чего?..). Появилась мысль: после смерти все будет точно так же. Это - модель поñëåсмертия. Ничего напыщенного и искусственного в ней тогда не было, и это тоже странно... Внутри меня стало тихо, как в заброшенном, покинутом хозяевами доме. Приблизительно через два часа после того, как я залег в яме, у моих ног появился Кизевальтер. Я ему очень обрадовался. Иногда до его появления мне казалось, что отдельные доносившиеся до меня звуки - это публика, что акция уже началась, идет, может быть, уже кончается - а я не различаю условных сигналов, лежа в своей яме - и потому сам не играю, чем проваливаю всю звуковую часть акции. Интересно, что впоследствии оказалось, что Андрей не слышал моих ответных сигналов, лежа в своей яме, и свистел просто через определенные промежутки времени. Итак, я очень обрадовался Кизевальтеру и просил его рассказывать о том, что он видит, ибо я видел только его. Он сообщил мне, что на поле приехала какая-то машина, из нее вышел какой-то человек официального вида. Я решил, что это конец акции, но вставать не надо, лучше оставаться невидимым (то есть так как я ничего не вижу, то и я невидим). Затем Андрей что-то сказал этому человек и машина уехала. Постепенно около меня собрались все трое: подошли Коля, Андрей... Я им радовался (ведь я столько времени был совсем один). Потом они разошлись в разные стороны, и я старался представить, что происходит на поле - оно представлялось мне огромным пространством, нà котором происходит нечто праздничное, театральное (в полной тишине). Послышался тихий свист издалека. Я решил, что это Андрей и через пять секунд взял на корнете до, до-си бемоль... Дудел я громко, повернувшись на бок, чтобы раструб корнета не возвышался над "могилкой": на корнете (меняя мундштуки - трубочный и корнетный) и на флейте-пикколо, отвечая на свистки Андрея. Кроме его свистков я слышал несколько раз и другие звуки похожей окраски, они носили какой-то провоцирующий характер. Мне очень хотелось ответить на них, но нельзя было... Иногда (независимо от свиста Андрея) я дудел на стебле гигантского трубочника (низкий гудящий звук). Потом ко мне подошел Коля (и еще двое) и сказал, что акция окончена, они пришли вывести меня из ситуации. Я попробовал, играя на корнете, сесть. Получилось это с трудом, со значительным усилием. Чувствовал я себя очень странно, как после сна... Когда мы шли к станции, я чувствовал себя полностью дезориентированным, как-то отупевшим, опустошенным и расслабленным, мысли приходили с трудом, лоб горел... Я старался не отставать от идущих впереди меня. После того, как я увидел заросли гигантских трубочников, это прошло. Дома я почувствовал сильную усталость и сразу же уснул... Еще несколько дней я был в каком-то измененном состоянии сознания.... Сергей Летов

Сергей Летов. Скрытый мир Андрея Монастырского. (Аудиальная сторона акции “Выстрел”) Настоящая акция КД занимает особое место в ряду акций, описываемых в З-ем томе, по многим причинам. Автором акции является Н. Панитков, соавтором (то есть автором аудиальной части) - А. Монастырский. Первоначально планировалось осуществить аудиальную сторону акции в полном соответствии с визуально-игровой. Однако запланированная на 9 мая 1984 года акция не была осуществлена из-за того, что зрители опоздали более чем на два часа. Продрогшие участники акции в пароксизме отчаяния разрушили заранее приготовленный реквизит, после чего было решено перенести акцию на 2 июня. За это время несколько изменились планы авторов акции. Было решено переименовать ее из “Кнутов и флагов” (посвящение императору Павлу I) в “Выстрел”, изменилась и аудиальная сторона акции. Впрочем, в том виде, в каком планировалось, она тоже не была осуществлена. Кто-то забыл батарейки к магнитофону, и звуковой треугольник- перекличка звонков, свистка и корнета- не осуществился. Сейчас мне представляется, что благодаря именно этому стечению обстоятельств и смогла реализоваться та уникальная в ряду акций КД структура. Возможно, что имевшее место осуществление акции произошло именно вследствие вмешательства в наш обыденный мир того “скрытого мира”, о котором пойдет речь дальше. Акция началась необычно - публика опять опаздала часа на два к месту проведения акции, и мне пришлось пролежать в могиле, заранее собственноручно вырытой, вместо одного часа - целых три (видимо, иллюстрируя “пустое действие” КД). Аудиальная часть акции состояла, в основном, в мистификации зрителей-слушателей. Во время визуально-игровой части Г. Кизевальтер, стоя рядом со мной, поднес к губам гобой (без трости, я ее забыл дома), я же, лежа в своей могиле, заиграл на корнете. В дальнейшем между мной, скрытым от глаз публики, и А. Монастырским, спрятавшимся в другую могилу, имел место диалог свистка от блок-флейты (А.М.) и корнета и пикколо-флейты. “Выстрел” наглядно демонстрирует изоморфные мифу структурные принципы: выявление оппозиций, их взаимопереход (не снятие оппозиций, а переход одних оппозиций в другие, менее контрастные): пространство-время, зрение-слух, развитие (необратимые изменения) - повторение и др. Беззвучная (за исключением “сигнала Кизевальтера - Летова”) первая часть развертывается в поле на значительном пространстве, в ходе ее выполнения осуществляется ряд операций: построение фигур, превращение фигур в “кнуты”, превращение мешков во флаги, выстрел, общее разрушение-завершение. Логическая, пространственная, визуальная часть акции заканчивается вручением листков присутствия. Следующая (постфинальная) часть носит исключительно аудиальный характер: звук ниоткуда, низачем, ничем не обусловленные иррациональные сигналы, длящиеся неопределенное немотивированное время после окончания визуальной части. Основным моментом здесь является не перекличка сигналов, а “невидимый звук”: действие кончилось, поле пусто, звук невидим. Неслучайно именно после этого “невидимого звука” открываются “Перспективы речевого пространства” (звуковые акции). В этом перформансе как бы сопоставлены два мира - мир явного и очевидного и мир сокрытый (ал-малакут, по Абу Хамиду Махаммаду ал-Газали). Сопоставление умопостигаемого детерминированного мира (ал-джабарута) и сокрытого, непроявленного иррационального мира (ал-малакута) становится одной из основных оппозиций в акциях КД 1984 - 1985 годов. В то же время предельный мистицизм акции позволил снять традиционные семиотические оппозиции: язык/речь, денотат/коннотат. Что же происходило в мае 1984 года и что подготовило столь эзотерическую работу? В мае 1984 года в квартире Никиты Алексеева экспонировалась выставка молодых одесских концептуалистов, в которой принял участие А.Монастырский со своей работой “Малакута”. Помимо изображения таинственного незнакомца, работа содержала неизвестные мне слова (по А.М. - термины восточной философии), а также грязные матерные ругательства. Спустя сутки после начала экспозиции работы, А.Монастырский зачеркнул матерную часть текста. Таким образом произошла инверсия - эзотерическая часть работы стала скрытой, а явными остались непонятные термины. Изучение ритуального сквернословия, эсхрологии указывает на тесную связь между нею и земледельческими культами древности (сев), а также жестом обнажения, присутствующими в последующей за “Малакутой” акции “Выстрел” - сев, пахота - в положительной форме (рытье могил и сошествие в них), обнажение- в отрицательной (сокрытие от публики). “Выстрел”, как и другие акции КД, является исследованием - моделью метаязыковых слоев психики человека и в этом смысле он и сам может являться предметом дальнейших исследований.