top of page

ЛОЗУНГ - 99 (Канадский)

В парке между деревьями было повешено белое полотнище (1000 х 80 см) с надписью черными буквами: «ONE HUNDRED AND FIRST CHAPTER: HOW, IN THE CANADIAN WOODS, MR KIZEVALTER HUNG UP THE SLOGAN - 1999 FROM THE 7th VOL. OF «JOURNEYS TO THE COUNTRYSIDE» (e-mail: haensgen@osteuropa.uni-bremen.de)».

 

Торонто, Онтарио, Канада, парк Олд Миллз (Йорк)

13 июня 1999 г.

С. Хэнсген, А. Монастырский, Г. Кизевальтер, Н. Панитков, Е. Елагина,
И. Макаревич, С. Ромашко, Н. Алексеев, Е. Смагин, Г. Ган, О. Ган, М. Митурич.

Рассказ Г. Кизевальтера "Канадский Лозунг – 1999".

Получив посылку с лозунгом на почте, я в ближайший выходной – кажется, это был День Виктории, – отправился с ребенком по имени Евгений на острова. Острова эти расположены недалеко от Торонто, в озере Онтарио, и являются излюбленным близлежащим местом отдыха и развлечений торонтчан. Добираются туда на довольно быстроходных паромах, которые отправляются от торонтских доков к трем разным причалам. На островах можно найти и дачные поселки, и ухоженные парки, и аэродром для среднетоннажных самолетов, и яхтклубы с многоцветными разнокалиберными красавицами, и теннисные корты, и заброшенные пляжи, и лесную школу, и аттракционы, и многое другое. Однако часть островов отличается от прочих относительным безлюдьем. Там я и надеялся найти подходящую пару деревьев.

 

Мы долго бродили по самому большому острову, и даже объехали часть территории на велосипеде, но практически все деревья были unclimbable. Наконец, мы остановились на двух не очень высоких деревьях, и стали готовиться к повешенью. Когда я развернул лозунг и внимательно прочитал текст, я обратил внимание на слова "in the Canadian woods" и подумал, что мы не очень удачно выбрали место. Слишком уж оно выглядело цивилизованным: сквозь деревья проглядывали скамейки, забор; вдалеке, на горизонте виднелись дома. Вдобавок, когда мы уже повесили один край и стали подтягивать лозунг, другой конец веревки незаметно для нас ушел внутрь. Достать его было нечем, пришлось бы вспарывать подбитую ткань, а зашивать тоже было нечем... В общем, я все прикинул, и стал сворачивать лозунг: обстоятельства явно были против нас.

 

Следующие две недели ушли на глубокие размышления о месте для лозунга и поиск сподвижников. По рассказам знатоков выходило, что лесов-то, собственно, в округе нигде и нет. Парков – полно, но они все чередуются с застроенными территориями. В парках бывают "лесные", неухоженные участки. Вот мы и решили их осмотреть повнимательнее.

 

Экскурсии по паркам показали, что т.н. лесные территории представляют собой темные, заросшие кустарниками, труднопроходимые смешанные леса, где большие деревья, опять же, unclimbable. Зато мы нашли вполне пристойное место в тихой части парка Old Mills на западной окраине Торонто. Собственно говоря, несколько лет назад, до объединения нескольких городов, это место относилось еще не к Торонто, а к городу Йорку. Парк Old Mills протянулся вдоль красивой, с порогами, речки Хамбер на много (примерно 12) километров на север, и после очередного моста высоко над головой вы попадаете в другой городок под названием Этобикоук. Я решил, что этот парк вполне вписывается в сценарий, потому что для нас, живущих в центре, эта поездка была сто первым шагом на Запад. Кроме того, мне пришло в голову, что стилистика акционного искусства за двадцать лет все же изменилась, и стала, – возможно, вынужденно,– ближе к народу, к зрителям. Западный человек подсознательно защищает себя от информации, от потенциальной коммерческой агрессии. Каждый день он краем глаза и уха видит и слышит сотни реклам и объявлений. Чтобы привлечь внимание публики, лозунги типа "Stop the bombing in Yugoslavia" привязывают к самолетам, и те летают часами над городом. Это выглядит глупо, но на самом деле это эффективно: запоминается... Так вот, трудно предположить, что средний канадец забредет в лес (!) с ручкой и бумагой (!), чтобы записать там (!) некий адрес e-mail с неведомо какой целью! В парке это все же на пять процентов реальнее.

 

Итак, к 13 июня мы сумели как-то сговориться о времени и месте встречи со всеми детьми, которые должны были активно способствовать процессу повешенья. Было очень жарко; уже две недели стояла невыносимая жара и духота, особенно в домах без кондиционеров. Но в это воскресенье солнце палило просто нещадно; в тени было +32°. Слышно было, как потрескивает облезающая кожа...

 

Дети, как всегда, хотели пить и есть. В приближенном к цивилизации месте парка мы долго ждали, пока мороженщик с расплавленными мозгами закончит свой ланч, состоящий из хот-дога с булкой, купленных у соседа – продавца сосисок и воды, и соблаговолит продать нам мороженое. Взрослые съели одну сардельку на двоих, – надо было, на всякий случай, подкрепиться. Наконец, все были удовлетворены, и мы отправились искать присмотренные нами раньше деревья.

 

Поляна эта находилась примерно в двух километрах к северу от начала парка. Публики здесь было мало, только изредка по велосипедной дорожке вдали мелькали роллеры и велосипедисты. Дети долго спорили, кто на какое дерево будет залезать, и вообще, крайне несерьезно относились к своим великим и ответственным обязанностям. Я сразу вспомнил атмосферу на наших акциях в свое время, и подумал, что нам всем очень повезло, что мы встретили друг друга. Дело в том, что только здесь (сожалею) я увидел, что люди могут не всё. Точнее говоря, не все люди способны (делать всё одинаково). Раньше у меня была иллюзия, что все могут, например, фотографировать. Ну, что сложного, казалось бы: навел камеру, нажал спуск... Нет!!! Не могут!!! Не получается. Смотрят и не видят. Слушают и не слышат. Читают и не понимают. Просто потрясающе! ...И так скрупулезно, так старательно, как мы, вряд ли кто стал бы в те годы реализовывать наши акции. Теперь я это понимаю.

 

В общем, мы уже повесили один край, как откуда-то из кустов вылез этот упрямый мороженщик со своей тележкой. Зачем он туда поперся, непонятно. Он подъехал поближе и стал тупо смотреть на пыхтящих детей на деревьях. "Когда будет мероприятие?" - спросил он, наконец. Мы стали объяснять, что это не событие, не мероприятие, а просто художественная акция, нечто вроде картины на природе. Он мрачно кивал, а потом спросил: "А народу много будет?" Мы ответили, что вряд ли. Мороженщик задумчиво пожевал губами, и неожиданно спросил, есть ли у нас лицензия на развешивание. Ольга стала объяснять, что это временная акция, и что мы не принесем никому и ничему вреда, и долго несла подобную белиберду. Мороженщик опять пожевал губами и спросил, чему посвящено мероприятие. Я сказал, что установлению международных культурных связей. Он кивнул, пробормотал что-то опять про лицензию, и добавил, что обязательно придет посмотреть на мероприятие. Мы уже не стали его разубеждать, просто надеясь, что он отвалит, и мы сможем довести дело до конца. К счастью, он так и поступил.

 

В сущности, в этот раз повешенье прошло без технических проблем. Для облегчения процесса залезания на деревья мы использовали тяжелую двойную скамейку со столом, которую торжественно протащили метров двести из-под другого дерева. Единственным техническим недостатком оказалось отсутствие фиксаторов для полотнища на веревках (никто из КД об этом не подумал). Похоже, что, когда поднялся ветер (ура: стало легче дышать!), лозунг немного сместился по натянутым веревкам влево. Я попытался его подвинуть длинным алюминиевым шестом, приготовленном заботливыми канадцами для вылавливания тонущих в речке (глубина реки – от силы метр-полтора!). Но у меня ничего не вышло: зацепить полотнище было нечем. Потом Евгений подтянул слегка правый край, и лозунг выровнялся, хотя и не идеально. Однако залезать еще раз и все перетягивать дети отказались категорически.

 

Спустя примерно час после начала грандиозного процесса по дорожке прошла небольшая группа людей, которые внимательно прочли текст, и кто-то из них воскликнул: "Oh, sie sind die Deutsche!" Мы улыбнулись, но ничего не ответили, и те пошли дальше. Остальные прохожие, изредка проходившие по дорожке, тоже внимательно читали текст, но ничего не говорили, и адрес, естественно, записывать не пытались. Мы несколько раз сфотографировались на фоне лозунга (один раз попросили одинокого прохожего сфотографировать нас всех вместе, что он и сделал, не очень уклюже), и пошли дальше на север, изнемогая от жары.

 

Было уже полседьмого вечера, когда мы выползли из парка на какую-то улицу с автобусом, а начали мы вешать примерно полчетвертого. Все были голодные, и мы решили отпраздновать событие в итальянском ресторане возле нашего дома на Болдуин стрит. Мы с Ольгой взяли себе пирог-суфле киш со спаржей, салатом и пармезанским сыром, и кувшин холодного пива, что было просто необходимо, а дети были крайне довольны пиццей и кока-колой – почему-то для тинэйджеров это лучшая пища при всех внешних условиях, хоть ты умри!

 

Торонто, Онтарио, Канада.

Парк Олд Миллз (Йорк).

13 июня 1999 г.

Георгий Кизевальтер, Евгений Смагин, Григорий Ган, Ольга Ган.

А. Монастырский. ЗАМЕТКИ О 7 ТОМЕ.

Прочитав блок рассказов об акциях, я почувствовал, что и мне нужно написать что-то в этом роде, постараться «зацепиться» за какие-то событийные подробности тех акций, о которых я не писал. Кратко лишь замечу, что все рассказы разделились для меня на два типа: как бы рассказы «уходящих»- это (кроме Н. Алексеева) наши прежние зрители- Лейдерман, Рыклин, Бакштейн и другие, и «приходящих»- О. и В. Алимпиевы, Л. Морозова, И. Корина, Т. Антошина и почему-то примыкающие к ним Летов, Ануфриев и частично Пепперштейн. Под «уходящими» я имею в виду тех (и самого себя к ним отношу), чьи текстовые «территории» (в Делезовском смысле) практически уже ничем не связаны с описываемыми ими акционными событиями. Они пишут не столько об акциях, сколько о каких-то своих приключениях на тех, других «территориях». Эту интонацию «уходящих» лучше всего выразил Кабаков в своих двух последних рассказах об акциях- «Ворот» и «Произведение изобразительного искусства- картина»: «В результате... как у Чичикова- ну и лопнуло! Мертвые души- лопнуло дело!» (это о «Вороте») и «... улетучился, совершенно улетучился воздух самого искусства, самой экзистенции, самой памяти и неожиданности, событийности, которая происходила всегда здесь» (из рассказа о «Произведение...»). Вот в этой интенции, в этом жесте «отворачивания», ухода и артикулируется взгляд на акции КД 90-х годов у группы «уходящих». Причем, как мне представляется, это совершенно не зависит от эстетического качества той или иной акции. Чтобы не произошло, после этого тотального жеста, отмашки «на уход» (как бы, ну, что ж, все сделано, пошли отсюда!) эта интонация совершенно непреодолима, поскольку все мы в каком-то смысле «линеарны» и настроены на отслеживание некоего «общего процесса», а не эстетических подробностей той или иной конкретной вещи. «Приходящие»- это по возрасту и по типу психики. Они реагируют на «здесь и теперь» и в каком-то смысле для них вообще не существует «территорий» (всей этой системы ре- и де- территориализаций): не важно, в каком году и на какой сцене Кейдж ломает ветку, прислушиваясь к звуку- он всегда разный.

 

Итак, конкретно об акциях. Нет никаких рассказов об акции «На горе». Тогда собралась непривычная для КД компания, состоящая из трех американцев, участвующих в организации выставки «Между весной и летом» в Америке. Они попросили Бакштейна, чтобы он посбособствовал им попасть на какую-нибудь акцию КД- снять материал для выставки. К этому моменту мы как раз с Панитковым и Сабиной разрабатывали сюжет. И они вдруг возникли в качестве заинтересованных зрителей. У них был микроавтобус с водителем, что чрезвычайно облегчало дорогу в Калистово, на этот песчаный обрыв над Ворей, где мы собирались делать акцию. Удачное стечение обстоятельств. Нужное место расположено примерно в полукилометре от деревни Новоселки. Снег на проселочных дорогах был довольно глубокий и автобус не смог доехать до этой деревни. Пришлось его оставить вместе с водителем на дороге и самим еще километра два идти сначала до деревни, а потом- через пойму Вори- на горку к обрыву. Помню, что когда мы уже поднимались на склон- а весь этот путь приходилось делать по снежной целине, Бакштейн, шедший сзади вместе с американцами, довольно истерично стал кричать нам, что - все, дальше ни шагу, что они уже не могут- и т. д. Но оставалось немного, и мы, не обращая внимания на вопли, поднялись на склон и пришли на место. Постепенно подтянулись и американцы с Бакштейном. Им, действительно, было тяжело, видимо, совсем непривычно ползать так долго по снегу. Сабина тоже еле дошла, мне на склоне пришлось ее почти волочить. Почему-то мы с Панитковым относительно спокойно проделали этот тяжелый путь.

 

Кстати, где-то году в 81, зимой, на этом пути в снегу застрял Никита, делая акцию с множеством комков черной бумаги, привязанных на веревочках к одной ноге. Он перешел мостик над Ворей и попробовал углубиться в сторону склона, волоча за собой этот пучок черных комков. Но далеко продвинуться не смог- слишком сильно мешал снег и груз, привязанный к ноге. Но сейчас я понимаю и чувствую, что это была очень хорошая его акция, связанная с мифом «пути» и его акцией 70-х годов «10 000» шагов, которую он делал там же. К слову сказать, я не просто так поместил в раздел «Индивидуальные акции» этого тома старую работу Никиты «Птицы». Какая-то важнейшая линия акций 7 тома связана с этой работой и вообще с этой его старой темой контуров, вырезанных из белой бумаги- акция «Трансцендирование», например, где тоже присутствуют вырезанные из бумаги контуры рыб. Кроме того, Никита как бы «открыл» как акционное пространство в работе «Речь» в 80 году места «Вдоль Яузы»- территориальную доминанту 7 тома.

 

Вернусь к «На горе». Собрались, наконец, на заснеженной горке. Снег, правда, на ней был совсем не глубокий- видимо, его ветром сдувало. «Зрители» фрустрированы тяжелой дорогой, глядят не весело. Хорошо, что у нас оказалась большая бутылка джина, которую мы предварительно разлили в две, разбавив чем-то вроде «Тархуна». Все сделали по нескольку глотков и довольно быстро пришли в себя. Начали акцию, время от времени прикладываясь к бутылкам. Становилось все веселее. И когда пришло время сбрасывать картонки с обрыва- это уже делалось с восторгом и все превратились в соавторов.

Но до этого у меня возник не очень приятный момент с кинооператором американцев Блумбергом. Он как-то оттеснил меня к дереву, в сторонку от группы (в это время Панитков вешал свою конструкцию) и спросил меня- как называется эта река. Я говорю- «Воря». Он переспрашивает- Как? Как? (причем снимая на пленку эту сцену с очень близкого от моего лица расстояния). Я раздельно произношу: «Вор»-«я». Расчленив это название таким образом, у меня получилось что-то вроде «я- вор» (именно так- наоборот- прокрутилась у меня в голове эта фраза). И я тут же вспомнил, что, действительно, когда в детстве мои родители снимали в «Новоселках» дачу, мы с мальчишками ходили через эту гору и лес в село Радонеж, где стоит (тогда еще недействующая) церковь. Однажды мы залезли в нее (через крышу) и обнаружили внутри целые штабеля икон и иконок, прислоненных к стенам. Я взял две маленькие иконы, мы вылезли из церкви и пошли домой. Когда мы спустились в пойму Вори и стали подниматься по склону, на котором стоят Новоселки (уже смеркалось), я почему-то повернулся лицом к речке и с силой запустил в вечернее небо сначала одну икону, потом другую. Они летели далеко по высокой дуге. И вот, действительно, в том случае я поступил как вор, украв эти иконы в церкви (да еще потом и бросил, выбросил их). И теперь, во время акции, Блумберг мне «напомнил» об этом странным образом, через «расчлененное» название речки «Воря». Наверняка и образ кидания картонок с северокорейскими комиксами с обрыва возник у меня под влиянием того давно забытого приключения с иконами, с их полетом над вечерним полем. Тогда, в детстве, это был именно полет, я их даже не кидал, а как бы «запускал», как запускают бумеранги. И вот этот «бумеранг» вернулся ко мне на этой акции почти через 40 лет.

Возвращались с акции в приподнятом настроении той же дорогой. Но от выпитого джина она показалась не столь трудной. Водитель микроавтобуса терпеливо ждал нас. Хотя прошло не менее четырех часов. Помню, что в автобусе я уже совершенно напился (это видно по видеозаписи С. Х.).

 

По поводу «Банок» никаких особенных деталей не помню. Единственное, как мне кажется, Николай Семенович в своем рассказе о «Банках» упустил то, что мы с ним по каким-то делам ездили на поле недели за две до этой акции и пошли посмотреть поле. Мне был интересен эффект удаления фигуры человека по полю относительно горизонта верхушек деревьев дальней стороны леса: когда голова уходящего по полю человека- для остающегося на опушке наблюдателя- оптически пересекает этот горизонт (то есть сначала голова выше леса, вблизи, а по мере удаления она как бы «опускается», становится ниже этой линии - и т. д.). Мы с ним это тогда проделали и вот этот оптический мотив тоже лег в основу «Банок».

 

Почему-то невероятно тяжело было готовить «Лихоборку»- все валилось из рук и три дня до акции я провел в каком-то мраке обессиленности. Мне помогла Маша (дочь)- сшила футляр для магнитофона. Кроме того, мы именно с ней обнаружили этот замечательный мост, прогуливаясь в северной части Ботанического сада тем летом. И тогда же первый раз залезли на него. Зато само стояние на вершине моста с Ромашко во время акции было удивительно комфортным (для меня). Опять включилось то особое «время акции», когда полностью выпадаешь из реальности в какую-то чрезвычайно положительную пустоту без помех, без гносеологического шума в голове- абсолютно «зачарованное пространство» с другим протеканием времени или даже безвременьем. Удивительно соразмерно пространству (с позиции вершины моста) воспринималась громкость голоса из магнитофона- так, как надо, причем довольно громко (что было неожиданно, поскольку репетиции не было). Голос даже как бы распространялся на территорию Ботанического сада, как казалось. Теперь у меня это аудиальное впечатление связывается с впечатлением от голосов на магнитофоне в акции «Пересечение», когда Кулик углублялся в Заповедную дубраву (там же, в Ботаническом саду) и наши с Лейдером голоса из магнитофона еще долго можно было слышать - на постепенном затухании- из леса, в то время как Кулика уже давно не было видно.

 

Я воспринимаю эти две акции, работы КД как прежде всего звуковыми, построенными на аудиодискурсе. Аудиодискурс- это не то, что музыкальная пьеса. Его «территория»- не только исполнение и звучание «здесь и теперь», но прежде всего текст (как и у всякого дискурса). Причем он появляется не сразу, а только в процессе определенным образом направленной истории (в этом смысле Либлих, например, нельзя назвать аудиодискурсом- это только один из его строительных первоначальных элементов), составленной из различных звуковых, речевых событий, растянутых во времени. Важными моментами его возникновения были фонограммы «Описательных текстов», воспроизведение которых началось на акции «На горе», затем продолжилось в акции 6 тома «Открывание» и далее- в «Негативах». Во всех трех случаях «носителем» этого возникающего аудиодискурса был Панитков, которому в рюкзак за спиной вкладывался включенный магнитофон с записью чтения описательных текстов акций КД. Их воспроизведение еще не закончено (оно где-то на уровне 4 тома). Но именно на этой «незаконченности» и развивается аудиодискурс в других акциях, включая «Лихоборку» и «Пересечение». К ним следует отнести фонограммы акции «Места № 40 и 41»- мое описание мест КД и репортаж Г. Витте на прожекторной вышке - и звучание радиоприемников в акции «Труба». Существенной чертой и составляющей аудиодискурса КД являются различные транспортные звуки, особенно звуки проезжающих поездов («Поднятие», «Трансцендирование» и т. д.). Казалось бы, почти все контуры аудиодискурса были заложены уже в акции «Юпитер» (85). Но это не так, поскольку «Юпитер»- это прежде всего звуковая акция со световыми трансформациями как главной (но не совсем заметной) темой. В то время как аудиодискурс появляется только там, где на первом плане события лежит как бы визуальная сторона (все ранее перечисленные акции), а сам он- в зоне «незаметности» и проявляется только на уровне текста в качестве центрального мотива события- так, как это происходит здесь, в этих заметках. Кроме того, составляющие аудиодискурса реально разнесены во времени различных событий и отделены друг от друга значимыми паузами (часто многомесячными) и промежутками. В каком-то смысле одной из линий партитуры (на самом деле их много) аудиодискурса КД является моя графическая работа «Кольцо КД», где цифрами со значками «больше» и «меньше» указаны промежутки в месяцах между акциями. В этой работе вообще вся деятельность КД может быть прочитана как одно музыкальное произведение, где вместо звуков (самих акций) партитурно указаны паузы (месяцы, прошедшие между акциями в их последовательности).

 

В «Шведагоне» (там также для меня включилось «акционное время» со всей его экзистенциальной подлинностью) наибольшее впечатление произвели два трактора, проехавшие один за другим через снежное поле. Они как будто сошли с картинок еще старых ВДНХовских буклетов, которые я собирал в «отраслевых павильонах»- в данном случае в павильоне «Лесное хозяйство». На обложках этих буклетов изображены различные трактора, используемые для перетаскивания или обработки деревьев и бревен- типа «Кусторез-осветлитель» и т. п. К тому же до акции меня очень занимал элемент «рыбак», когда на демонстрационное поле акции «самовыуживаются» разные странные вещи. Ведь это были не обычные трактора, а крайне специальные, «лесные»- они очень редки в близком Подмосковье и невозможно было представить себе их появление на Киевогорском поле во время акции. Но они все же появились из этой «невозможности»- как фантастические какие-то раритеты.

Такая же неожиданность ждала нас и в конце «Трансцендирования», уже после акции, когда мы направились вдоль Яузы от моста к заводу «Красный богатырь», где хотели сесть на трамвай и ехать к метро. Там, рядом с трамвайной остановкой, Краснобогатырскую улицу пересекает железнодорожная ветка, выходящая с территории завода. Дальше она идет на север, потом поворачивает на запад (я посмотрел по карте) и вливается в окружную железную дорогу не так уж далеко от того железнодорожного моста над окружной дорогой, на котором мы делали «Лихоборку». И вот как раз в тот момент, когда мы подошли к «Богатырю»- то ли из ворот завода, то ли на его территорию въезжал (или выезжал) маленький локомотив с несколькими товарными вагонами. Я часто прогуливаюсь в этих местах и никогда раньше не видел этого процесса: не уверен, что он часто происходит- уж точно не каждый день. А тут мы прямо попали в этот заводской эпизод- маленький поезд преградил нам дорогу, медленно переползая Краснобогатырскую. Локомотив, так же, как и трактора на поле во время «Шведагона», был чрезвычайно специальным, каким-то полуигрушечным. Из мира реальных, больших, грохочущих локомотивов и поездов «Трансцендирования» на Ярославской железной дороге мы попали в какую-то особую зону с этим полуметафизическим, полудетским локомотивом, который двигался почти как черепаха, не издавая никаких звуков. Для меня это был очевидный «рыбак» акции «Трансцендирование». И теперь к своему предисловию, помещенному в начале тома, я могу добавить - в ту его часть, где идет речь о «визуальных лучах» и «водных путях», связывающих экспозиционное поле «Ростокинского треугольника» - еще и железнодорожную линию, которая так очевидно начертилась этим поездом, связав «Трансцендирование» и «Лихоборку» (точнее- Мост над Лихоборкой и завод «Красный богатырь»). Таким образом, как видно, мне не удалось написать просто заметки («чистые впечатления») об акциях 7 тома, и я опять вернулся к тому, чем кончил в Предисловии- сумасшествие, как говорится, берет свое. Поэтому завершу эти заметки в своем старом «шизоаналитическом» духе, приведя здесь текст, который я написал в 1994 году:

 

«18. 10. 94.

 

Секретный шизономенклатурный комментарий к 6 тому " ПЗГ ".

 

1. АВАЛОКИТЕШВАРА. В этом слове можно вычленить два: "волоките шар ", то есть как бы указание волочь, тащить шар по земле. Что и было проделано КД в акции "Шар", когда мы, действительно, его волокли к реке- большой шар, набитый маленькими шариками.

Есть и еще смешное:- "КИТЕ ШВАРА". Тут можно усмотреть два слова—«Никите» и «свара». И на самом деле, Никита однажды, по-моему, перед акцией "Спираль" устроил мне чудовищный скандал, свару по поводу "генеральной линии" в КД. Он как-то странно и аффектированно вдруг стал кричать на меня, что, мол, тебе не удастся приписать все акции себе и почему-то особо упирал на акцию "Шар", хотя и не отрицал, что я её придумал. Потом все успокоилось.

 

2. ШАРИПУТРА. Тут тоже можно вчитать два слова: "шар" и "пудра". В акции "Третий вариант " у одного из персонажей, действительно, вместо головы был шар, а в шар была насыпана пудра, чтобы возник эффект белого облака, когда шар должен был лопнуть. Так и было. Много лет спустя, в акции шестого тома "Средства ряда" почему-то мне пришло в голову прочитать на поле в видеокамеру "Хридаю-сутру", где действует Шарипутра. Причем я её как бы адресовал стоящему перед камерой Неваляшке, сделанному из двух пластмассовых красных шариков. А стоял он на гипсовой розетке, как бы на затвердевшей пудре.

Вот так имена божественных сущностей [в русской транскрипции] влияют на многолетние сюжеты».

 

Вышеизложенный текст я решил поместить сюда еще и потому, что прошлым летом я проехал на велосипеде по Ярославскому шоссе от Пушкино до Радонежа. Доехав до поворота на Радонеж, я сидел на автобусной остановке, ел банан и вспоминал эту сцену с Никитой, которая происходила точно на пригорке через дорогу напротив меня в июне 1979 года (двадцать лет тому назад!). В тех местах почти ничего не изменилось, кроме того, что церковь в Радонеже стала действующей. Я решил пройти через лес к обрыву, где делали «На горе» (это был наш обычный маршрут в 70-е годы и даже в 80-е мы там ходили со Штеффеном Андре). Войдя в лес, я полностью потерял ориентацию и попал в болото. С велосипедом. Не то, чтобы по колено, конечно, но ботинки у меня промокли и я с трудом, таща на себе велосипед и продираясь сквозь кусты, выбрался, наконец, из этого леса совсем не там, где хотел. Но все же доехал до околицы «Новоселок», сфотографировал издалека вид поймы Вори- добираться до обрыва уже не было ни сил, ни времени- и поехал на станцию «Калистово» и на электричке- в Москву.

 

13. 11. 1999.

Сергей Ромашко
РАЗМЫКАНИЕ ПЛОСКОСТИ

Принцип составления томов документации безжалостен. Это не книга, которая пишется по плану и в которую можно что-то включить, а что-то - нет, потому что она и не пишется в традиционном смысле слова: она как след, оставляемый человеком при ходьбе, хочет он того или нет. Тянется за ним, и по нему можно всегда определить, где он запнулся, или что он при ходьбе слегка волочит одну ногу. По седьмому тому хорошо видно, как Коллективные действия приостановили свое движение на довольно солидное время, словно обозначив этим пробелом слом контекста, отделяющий уже ставший "классическим" период от нового, постсоветского.

 

Можно было бы посчитать немалым упрямством, что, выдержав сверхдлинную паузу, КД все же вернулись к привычному ходу вещей, словно показывая, что им совершенно безразлично, что происходит вокруг. Дело, правда, конечно же не в упрямстве или безразличии. И пауза понадобилась не для драматургии - КД никогда не стремились к театральным эффектам. Просто искусство сейчас, как никогда ранее, живет контекстом, и когда контекст начинает расползаться, то необходимо время, чтобы сориентироваться, дождаться затвердевания нового контекста или же привыкнуть действовать в постоянно ползущем, зыбучем контексте. Именно для этого понадобилось время, своего рода "пустое действие", невидимое зрителю, но на деле совсем не пустое по своей сути (просто же заполнять этот пробел чем угодно или имитировать действие, конечно же, не хотелось).

 

Привычность продолжения работы КД в новой ситуации все же не так простодушна, как может показаться на первый взгляд. При сохранении многих старых приемов, продолжении общей спокойной тональности, в новых акциях можно заметить и появление новых черт.

 

В акциях КД, осуществленных начиная с 1995 года, вдруг обнаруживается новое измерение. Оно очевидно даже визуально: в событиях, организованных группой, появляется движение по вертикали (подъем на сооружение, прощупывание высоты или глубины). До того действие было словно распластано по плоскости Киевогорского поля, а если и выходило за пределы плоскости, то скорее в пространстве идеальном, речевом (как в серии звуковых акций 80-х). Здесь же движение вверх - или спуск сверху вниз - решительно меняет перспективу и организаторов, и зрителей. Горизонт явно раздвигается, как при взгляде с прожекторной вышки, с которой парадоксальным образом оказывается не видна именно ближайшая к ней такая же вышка, зато можно спокойно обозревать далекие московские пространства, правда, слегка дрожащие и размытые в поле зрения бинокля.

 

Многомерность новой эстетики оказывается, однако, не просто физическим или оптическим феноменом. Зарывание "библиотеки" - не просто движение вниз, исчезновение предмета из поля зрения - это и выход в иное измерение, в котором культурное время неоднородно и зависимо от некоторых факторов, словно в теории относительности, где время физическое так же неоднородно и так же зависимо от ряда заданных условий.

 

Накопленная ("критическая") масса собственного контекста позволяет, к тому же, использовать этот контекст предыдущих акций КД как еще одно измерение - отсылка к "классическим" работам открывает возможность позиции "классицизма", но не герметического, потому что и без знания старого контекста "Шведагон" обладает определенным смыслом (как, впрочем, и знание всех старых контекстов еще не открывает всех актуальных смысловых измерений "Шведагона").

 

Классический гадательный прием перебора, случайного расположения знаков создает загадочную надпись "Рассказов участников", которая, однако, тут же исчезает, стирается, чтобы раскрыть изначальный текст, который все же при этом никак нельзя считать итоговым или окончательным, потому что рассказы участников все же с этого только и начинаются, хотя их уже никто не фиксирует. Даже стандартный фактографический текст (по своему заданию - сама предметная ясность) обнаруживает относительность и неопределенность, когда висящий над рекой магнитофон воспроизводит описание происходящего действия, словно оно уже состоялось, но воспроизводит его при этом не совсем так, как оно идет на самом деле, поэтому зритель должен сам определить, как же соотносится текст и реальность, вернее - какая реальность для него важнее и существеннее. Вообще в этих акциях река, водный поток становится важным образующим элементом, словно дополняя набор стихий, с которыми имеет дело эстетика КД.

 

Спрятанный фонарик незаметно посылает свои лучи далеко вверх, где их никто не сможет увидеть. Рыбы, несущие на себе изображения аватары, неожиданно напоминающие присосавшихся к ним маленьких панцирных существ, плывут высоко над рекой, да еще и поперек течения. Скрытые под землей часы продолжают отстукивать время далекой, не желающей подчиняться признанному ходу всемирной истории страны. Акции последних лет - акции трансцендирования, перешагивания границ различных измерений, пространственных структур, культурных регионов.

 

ноябрь 1999

Коллективные действия

© Collective actions, 2023. Сайт создан на Wix.com

18+

bottom of page